«Дети тщательно скрывают чувства…»

Уполномоченный по правам ребенка в Костанайской области Арайлым Аманкулова – об отчимах-насильниках, жестокости родителей и буллинге

Последовательницей идей детского омбудсмена Аружан Саин в нашем регионе в декабре 2020 года стала известный адвокат Арайлым Аманкулова. Еще до вступления в должность она по долгу службы многие годы занималась именно защитой прав несовершеннолетних. Так что о проблемах этой сферы знает как никто лучше. О них Арайлым Аманкулова рассказала корреспонденту «НК».

– Как так вышло, что вы стали уполномоченной по правам ребенка в нашей области? Ранее у нас детского омбудсмена вообще не было.

– Я как адвокат, помимо ведения уголовных дел, специализируюсь еще и на защите прав несовершеннолетних: определении порядка общения, установлении места жительства, лишении и ограничении родительских прав, защите несовершеннолетних, пострадавших от насилия, и тех, кто нарушил закон. Кроме того, по линии Альянса женских сил координирую направление по борьбе со всеми формами насилия против женщин и детей. В прошлом году я стала членом общественного контроля, и в разгар пандемии мы проверяли аптеки на наличие лекарств, посещали провизорные центры, встречались с людьми и проводили разъяснительную работу, встречали гуманитарные грузы… Когда в область в октябре приехал республиканский координатор и, увидев, что я занимаюсь защитой прав несовершеннолетних как адвокат, она предложила мою кандидатуру АружанСаин. 2 декабря прошлого года меня утвердили.

– Какая работа вас ждет как детского омбудсмена в ближайшее время?

– Вообще я должна заниматься проверкой закрытых социальных учреждений – интернатов, домов ребенка, но из-за пандемии это сейчас запрещено. Так что пока бурная деятельность не ведется, но у нас уже есть некоторые идеи проектов и наработки на будущее. Сейчас я занимаюсь работой с детьми по линии Альянса женских сил и как адвокат.

– С какими главными проблемами сталкиваются сегодня дети? Говорят, что во время пандемии они стали попадать чаще под горячую руку.

– Я не считаю, что карантин усугубил ситуацию. Мы вместе с Альянсом женских сил выезжали в несколько районов, и там с марта 2020 по март 2021 года не было официально зарегистрировано ни одного случая физического насилия над детьми. Чтобы такие дела доходили до суда и была доказана вина кого-то из родителей, это редкость, потому что семьи стараются в полицию не обращаться и решают проблему сами. Вспомню громкий случай, произошедший в Житикаринском районе в 2018 году: пока женщина находилась в роддоме, сожитель прислонил ее четырехлетнего сына к горячей печке – наказал за то, что ребенок накрошил. Оказалось, что такое происходило систематически, а мать просто закрывала на это глаза.

Сексуальное насилие, к сожалению, встречается чаще. Исходит оно, как правило, со стороны отцов и отчимов. У меня сейчас находится дело, переданное на контроль департамента полиции из Рудного: родной отец совершал насилие над своей дочерью. Когда это началось, ей было всего 5-6 лет. Сейчас ей 8. Еще одно дело, поступившее недавно в суд: отчим насиловал девочку с ЗПР, и она в силу своего психического развития не понимала, что с ней делают. На моей практике было много таких случаев: тут насильниками выступают еще и дедушки, и соседи. В год я веду по 10-15 дел, связанных с половой неприкосновенностью несовершеннолетних.

– В чем основная сложность таких дел?

– Когда это происходит здесь и сейчас и ребенок обо всем рассказал, то мы можем собрать материалы и быстро довести дело до суда. Но когда насилие происходило, к примеру, несколько лет назад, прямую доказательную базу виновности собрать сложно. Адвокату приходится работать с детьми и как психологу, потому что ребенка нужно к себе расположить, чтобы он раскрылся, доверился тебе и заговорил. Когда на допросе сидят прокурор, судья, адвокат подсудимого, психолог, – ему очень тяжело. Как ребенок при чужих людях может рассказывать о насилии?

– Как правило, насилие происходит в неблагополучных семьях?

– В основном да, но бывают и исключения. У меня сейчас в производстве дело: мама педагог, отец тоже работает и вполне хорошо зарабатывает, никаких нареканий к семье не было. Однако мужчина совершал насильственные действия в отношении своей дочери, мать об этом даже не догадывалась. Это вскрылось случайно после психологического исследования. Специалист обнаружил, что у девочки есть какие-то проблемы. Дети редко сами рассказывают о насилии, тем более родителям. У меня был случай, когда девочка призналась соседу. Она не хотела идти домой, потому что почти каждый день на протяжении нескольких лет, когда мама уходила на работу, отец ее насиловал. Один раз она пришла к соседу с истерикой и сказала, что не хочет идти домой. Мужчина начал выяснять, и все вскрылось. Проблема в том, что у нас нет доступа к специалистам, которые бы занимались выявлением случаев насилия и последующей реабилитацией жертв. Дети тщательно скрывают свои чувства. Школьный психолог, если даже и проведет исследование, то сможет обнаружить лишь тревожность, а нужно копать глубже.

– Выходит, дети сегодня вообще остаются без психологической поддержки…

– Да, потому что у нас нет центра, где бы с детьми, пострадавшими от насилия, работали комплексно. Сейчас в рамках работы Альянса женских сил мы обсуждаем, что дети должны получать психологическую помощь с самого начала до их полного оздоровления. У нас же получается так: мама приходит написать заявление, следователь звонит в отдел образования и ведомство направляет психолога. Естественно, он ребенка не знает, сразу контакт наладить не может. А следователю надо допросить здесь и сейчас, потому что пришли с заявлением. В результате мама с ребенком в одном углу, психолог – в другом. Порой психологи даже не разговаривают с детьми, часто меняются. В УПК сейчас не написано, что специалист должен наладить контакт, вести одного ребенка до конца.

Чтобы такого не было, нам нужен единый государственный центр для помощи детям, ставшими жертвами сексуального насилия. Когда дело заканчивается и преступника посадили, про ребенка все благополучно забывают, а он продолжает жить с этим. Не все родители могут дать правильную психологическую поддержку своим детям. Более того, некоторым родителям самим нужна помощь, потому что они начинают сходить с ума от того, что с их ребенком произошло.

– Есть ли вероятность, что такой центр у нас появится?

– Я от Альянса женских сил Костанайской области буду вносить депутату Мажилиса Дание Еспаевой свои предложения. В начале июня планирую поехать в Нур-Султан и встретиться с ней лично, чтобы все подробно объяснить. Послать просто письмо – это одно, а объяснить в подробностях – другое.

– Вы недавно публично высказывались о проблеме буллинга в школах и о том, что многие родители не воспринимают ее всерьез. Почему надо все-таки обращать внимание на такие моменты с самого начала?

– Ко мне обратилась мама, с чьим ребенком это происходило систематически на протяжении года. Но она не считала это проблемой до тех пор, пока ее ребенок не отказался идти в школу. Нужно ли было доводить до такого? Нет! С детьми надо разговаривать и обязательно идти в школу устранять конфликт. В городском отделе образования есть специальный сектор, который занимается проблемами буллинга. Если же там не принимают меры, есть ювенальная полиция. Эта же мама обратилась к учительнице, а та сказала: «Ничего страшного, это же дети». Нет, это не просто детские шуточки, молчать нельзя. Мне в районах много таких историй рассказывали. Однажды учительница так унижала девочку, что ее семья была вынуждена переехать в другой район. Жестокость детей я еще понять могу, они так устроены, есть трудности в переходном возрасте. Но я не знаю, с чем связана агрессия у взрослых людей, тем более учителей.

– Как считаете, мог бы нашумевший Закон «О противодействии семейно-бытовому насилию» помочь улучшить ситуацию в отношении защиты детей?

– Да, хоть люди его и неправильно трактуют. Закон нужен, я говорю это не как адвокат даже, а как гражданин. В этом законе, что меня радует, возлагают обязанность по защите прав несовершеннолетних не только на один орган, а на несколько: и здравоохранение, и полицию, и образование. К примеру, школьный психолог нашла проблему у ребенка, и направила его в Центр психологической поддержки, подведомственный здравоохранению. Если там выявили факт сексуального насилия, то подключается уже полиция. Необходимо наладить механизм взаимодействия между госорганами. Ребенок и его родители сейчас должны ходить по инстанциям и разбираться во всем сами.

Татьяна НАЗАРУК,
фото Абиля ДОЩАНОВА