Режиссер из Англии Овлякули Ходжакули о мире, жизни без паспорта и спектакле

Недавно Костанайский областной казахский театр драмы имени Омарова представил вниманию зрителей антивоенную постановку «Страх. III Империя». «НК» удалось поговорить с ее режиссером, у которого есть свой взгляд на войну

Овлякули Ходжакули – заслуженный режиссер Туркменистана, который последние десять лет живет в Лондоне. С костанайским театром он работал по приглашению. В основу антивоенной постановки легли три пьесы немецкого драматурга Бертольта Брехта «Страх и отчаяние в Третьей империи», «Мамаша Кураж и её дети» и «Человек есть человек».

Спектакль отличается образностью, гротеском, необычными формами повествования. Режиссер в разговоре называет «Страх. III Империя» спектаклем-митингом. Невооруженным глазом виден особый творческий подход, а в ходе беседы выяснилось, что таковыми являются и мысли мастера.

ЧЕЛОВЕК МИРА

– Как получилось, что вы приехали работать в Костанай?

– Два года назад главный режиссер вашего театра Баатырбек Шамбетов позвонил с предложением поставить спектакль на антивоенную тему. Я решил обратиться к творчеству Брехта и объединить несколько его пьес. Хотя они были созданы почти сто лет назад, но ничуть не потеряли своей актуальности.

– Декорации производят впечатление с первых секунд. Расскажите о символах, которые вы закладывали.

– Брехт писал, что Третья империя питается страхом и отчаяньем людей. Все сюжетные линии в нашей постановке строятся вокруг бронетранспортера, для которого горючее – человеческая кровь. В первые пять минут спектакля проливается кровь, как бы давая старт этой боевой машине. Это основная идея. Сюжет Брехта остается актуален по сей день…

– Вы очень эмоционально рассказываете о войне. Видно, что вас эта тема задевает за живое. Почему?

– Для меня дом – это весь земной шар. И если хоть в одном уголке мира идет война, я считаю, что в моем доме тоже вой­на. Есть люди, которые живут по одну сторону границы, и их совершенно не волнует, что происходит по другую. А у меня нет границ. Я – часть этой планеты, и все люди – мои близкие. Для меня нет чужих, поэтому меня волнует тема войны.

– Таких, как вы, называют человеком мира…

– Про меня так часто говорят. И, кстати, у меня нет паспорта. Я буквально являюсь человеком мира (улыбается).

– Это фигура речи?

– Нет, я уже больше 30 лет живу без паспорта. Около 10 лет назад обосновался в Лондоне. Путешествую по TravelCard. Сейчас живу в Великобритании, но у меня нет гражданства ни одной страны. То есть, конечно, у меня имеются документы, но в графе «гражданство» написано – «без гражданства».

МОЖНО ПРИВЫКНУТЬ?

– Такое ощущение, что война постоянно множится и ей нет конца… Как найти этот источник зла и искоренить его навсегда?

– Вот мы с вами сейчас сидим и говорим о войне, ее ужасах, как она уродует человека. Если об этом открыто будут высказываться в обществе в сотни раз больше, тогда есть шанс, что мы станем жить мирно.

Сравним с пожаром. Сначала происходит долгое нагревание, накопление и только потом вспыхивает пламя. А если бы чаще проветривали, то такого бы не было. Так и с войной: нужно говорить о ней, анализировать, слушать мнения других людей, вступать в дискуссию. А это возможно только в обществе с истинной демократией. Пропагандисты же убеждают верить только в одну идеологию, навязывают одно мнение и карают неугодных.

А если уходить в еще большую философию, то война не кончится до тех пор, пока она кому-то будет выгодна. Она ведь кормит людей, как кормила и обогащала мамашу Кураж из нашей постановки. Не зря она больше 30 лет жила войной (действия пьесы происходят в XVII веке во время Тридцатилетней войны, – прим. ред.) Вой­на – это ее мир, жизнь. На другое она не способна. Ее дети умирают, и она считает это нормой – война же идет. Так люди постепенно привыкают к такой жестокости.

Помню из детства, в советское время нам хотя бы один раз в день говорили о Великой Отечественной войне. Чувства гордости и страха смешивались. Когда я был в шестом классе, то постоянно думал: а как мне знания этого предмета пригодятся на войне? Математика и физика, чтобы производить расчеты, химия, чтобы понимать, как делают оружие и как при необходимости суметь сделать его самому, то есть постоянно даже дети держали в голове, что можно использовать на войне и как быть готовым к ней.

А это ведь происходит постепенно. Предположим, объявят, что в Костанае ожидаются сорокаградусные морозы. Вы подумаете, это все стихия, ну мороз и мороз. А ведь многие люди из-за пропаганды думают так и про войну: ну бомба упала, ну город очередной взяли… Кто-то привыкает к морозу, а кто-то – к войне.

Если отвечать коротко, войны прекратятся, когда люди станут более цивилизованными. Но в ближайшее время этого не ждите. К слову, так заканчивается и наш спектакль.

– Но ведь так хочется надеяться…

– Последние лет 15 я вовсе перестал это делать. Перепрограммировался и чувствую себя прекрасно. Я антиутопист. Надежда ослепляет: люди бездействуют и думают, что все будет хорошо или закрывают глаза на плохое.

Люди будто не хотят лечить болячку, они принимают обезболивающее, бальзамируют, не обращают внимание. А потом становится поздно.

Конечно, лечить неприятно, признать болезнь нелегко, но лучше сделать больно, но вылечить. Поэтому лучше сразу признать проблему и начать действовать, чем надеяться, что все само собой уладится.

О ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ ТЕАТРАХ

– Вы работали с театрами Европы и Азии. Каково было сотрудничать с нашим театром?

– Я не разделяю театры на столичные или региональные. Для меня существуют только профессиональные и непрофессиональные. Таковые есть и в столицах, и в регионах.

Для меня профессиональные театры – это те, которые обнуляются и обновляются в определенные периоды, которые не боятся все выкинуть, чтобы дать место свежести. А для этого недостаточно идти в ногу со временем. Важно быть чуть впереди.

– А что можете сказать про театр им. Омарова?

– Безусловно, это профессиональный театр. Я работал здесь почти месяц, до этого общался с артистами онлайн. Когда приехал в Костанай, все уже было готово: мы вышли на сцену и сразу стали репетировать. Актеры не отличаются от других профессионалов, с которыми я работал до этого. Они выносливы, терпеливы, готовы принимать изменения. Если я считаю, что какой-то фрагмент нужно убрать, не жадничают, не цепляются за старое.

Готовы ко всему новому. Это то, о чем я и говорил. Настоящие профессионалы.

– Вы провели в Костанае около месяца. Как вам наш город? Достопримечательности?

– К сожалению, ничего не успел посмотреть. Я выходил из гостиницы, доходил до машины и сразу в театр. По 12-14 часов ежедневно проводил за работой.

– В августе этого года вам исполнится 65 лет. Вашей энергичности позавидуют и двадцатилетние. В чем секрет?

– Душа требует этого, я не представляю другого образа жизни. Возможно, благодаря профессии остаюсь молодым. Что касается образа жизни, то у меня нет особых правил в питании, не уделяю особого внимания и физподготовке.

– Говорят, лучшие театры находятся в Германии. А как вы думаете?

– Разделяю это мнение. Я проходил там обучение, спектакли немецких театров построены в форме диалога со зрителями. Изначально и свой спектакль я хотел назвать митингом, чтобы подчеркнуть, что зрители должны взаимодействовать, стать частью постановки. Публика и театр неразделимы. Зритель должен быть активным, критичным ко всему.

Это относится и к ситуации в мире. Посмотрите на дым, который идет из трубы (указывает на котельную КТЭКа, которая видна из окна, – прим. ред.), никогда не знаешь, в какую сторону подует ветер и куда понесет дым. Если вчера ты нападал на соседа, то завтра будешь вынужден защищаться и наоборот. Не лучше ли отказаться от насилия и жить, придерживаясь человеческих ценностей?

Екатерина БАЙНЯШЕВА, фото Ларисы БОЖКО