Александр Тимошечкин: «Если б снова начать, я бы выбрал опять…»

Таков жизненный принцип бывшего главного архитектора Костаная

Он рассказал «НК», когда в Костанае появились первые высотки, как выступал с чемпионами СССР, как полол огороды и как живет на заслуженном отдыхе.

Александр Тимошечкин родился и вырос в России. Окончил Харьковский политехнический институт в Украине. Более 50 лет проработал в Костанае, и благодаря своему труду стал известным и уважаемым человеком.

– Александр Петрович, как вы оказались в Костанае?

– Впервые в Костанай я приехал в 1966 году в составе всеукраинского строительного отряда. Я работал в течение пяти лет начальником штаба студенческих строительных отрядов. Были годы, когда здесь трудилось до шести-семи тысяч студентов. Штаб дислоцировался в Костанае. По роду деятельности мне часто приходилось встречаться с руководителями области. И когда я перешел на шестой курс, меня пригласил к себе председатель облисполкома Михаил Георгиевич Моторико и поинтересовался: «Александр, где собираешься работать после института?». Я ответил, что по распределению попаду в Тюменскую область. Моторико отреагировал мгновенно: «А что если мы попросим, чтобы тебя перераспределили? Ты же наш! Хорошо знаешь проблемы города и области. Подумай!».

Я окончил вуз в 1969 году, в марте следующего года приехал в Костанай и стал работать в институте «Костанайгорсельпроект» у Льва Купермана. А в сентябре 1972 года меня назначили главным архитектором города.

– Я хорошо помню начало 70-х годов. В то время город стремительно застраивался.

– Мало кто знает, но первый девятиэтажный дом в Костанае появился только в 1971 году. В 70-е также были построены железнодорожный вокзал, центральный универмаг, главпочтамт, дом быта «Экспресс», родильный дом, кинотеатр «Костанай». Эти опорные объекты формировали социальную инфраструктуру города. И каждый из этих объектов был возведен по индивидуальному проекту.

– Люди вашей профессии не только досконально разбираются в строительстве, но и сами умеют держать мастерок в руках…

– Я – не исключение. Труд в меня впитался с детства. Когда я был маленьким, отец, уходя на работу, давал мне задание: прополоть огород, наносить воды. Задание было конкретное, только выполнив его, я мог садиться учить уроки или идти гулять. А уже после окончания седьмого класса на летних каникулах работал с отцом на стройках, а все заработанные деньги отдавал матери. Потом с отцом мы построили дом – развалили камышовую хату и возвели новое жилище. На это ушло два года. Отец у меня был мастер-штукатур, большой специалист по отделочным и покрасочным работам. Он хорошо рисовал, делал потолочные росписи. Через 40 лет я приезжал к себе в Кропоткин, и на железнодорожном вокзале по сей день сохранились его росписи на потолке.

Он и меня научил рисовать. Но я делал только копии-портреты великих писателей. Мои работы были выполнены карандашом. Тогда это называлось ретушью. Еще сделал копию картины Рубенса «Охота на львов». Она долго висела в нашем доме.

Отец всегда мне говорил: ты учись делу, сможешь заработать себе на жизнь. Для того чтобы заслужить его похвалу, нужно было сильно постараться. Сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, как он был прав. Когда я поступил на первый курс в Харьков, нас, 12 первокурсников, отправили на практику на завод «Транссвязь». Я хорошо умел штукатурить, и за месяц работы мне начислили 68 рублей. Это были огромные деньги, ведь стипендия в то время была 18 рублей. Рядом с институтом было кафе, я пригласил всех однокурсников, и первую зарплату мы отметили пирожными и кофе.

– У меня сложилось мнение, что ваш отец был жестковатым человеком. А вы можете позволить себе сильные эмоции? Скажем, гнев, разговор на повышенных тонах…

– Нет, в моем характере больше материнского. Моя мама была женщина принципиальная, но добрая. Очень. Она работала в аптеке, всегда помогала соседям по улице, на которой мы жили. Она была медиком, и к ней шли за помощью.
А с некоторых пор я вообще исключил гнев из своей жизни. Во-первых, у меня уже в возрасте родились двое детей. А это событие меняет отношение ко всему. Одно дело, когда я был молодым человеком, и у меня родилась первая дочь Оля, но тогда я был настолько занят по работе, что у меня просто не оставалось времени. Я к ней хорошо относился, но мы мало общались. А судьба так распорядилась, что в 60 лет у меня родился сын, а в 65 – дочь. Тем более что мне пришлось воспитывать их больше одному, чем с женой, рано ушедшей из жизни. Это изменило мое отношение к детям. Возможно, что я и строг с ними, однако не могу себе позволить ни в коем случае оскорбить ребенка или обидеть его.

– Что считаете главным достижением своей жизни?

– Важных свершений было несколько. На разных этапах жизни казалось, что вот оно, мое главное достижение. Когда-то мечтал о спортивной карьере. Я в детстве увлекался легкой атлетикой – отстаивал честь школы, а затем и института. Был чемпионом Краснодарского края по прыжкам в высоту и в длину среди юношей. Мне посчастливилось даже выступать вместе с чемпионом СССР Геннадием Близнецовым – первым чемпионом СССР по прыжкам с шестом. Он занимался и десятиборьем и был аспирантом Харьковского политехнического института. Когда я ушел из спорта, мечтал о хорошей перспективной работе, карьере. Все это у меня есть, и это, безусловно, достижения. И без ложной скромности хочу сказать, что и сейчас, несмотря на возраст, меня часто приглашают для консультаций в качестве эксперта при строительстве крупных объектов.

– А вообще вы легко впускаете новых людей в жизнь?

– Круг друзей сложился давно. К сожалению, с каждым годом он уменьшается. Но я – человек общительный, мне нравится знакомиться с новыми людьми, расширять круг знакомств, узнавать чужие точки зрения. Друзей много не бывает, а знакомство с новыми людьми расширяет кругозор. Но не забываю и старых знакомых. В их числе – Валентин Юрьевич Михайлов. Я его знаю еще по институту. Он был секретарем комитета комсомола вуза, членом партбюро.

Сейчас его сын возглавляет одну из крупных строительных компаний города. Еще один друг юности – Николай Филиппович Беленький. Мы познакомились с ним на охоте в 1968 году. Он работал директором филармонии, был очень эрудированным и опытным охотником. Основной принцип, которого придерживался Беленький, – на охоте все равны.

Один ощипывает утку, второй чистит картофель и овощи для шулюма, третий моет посуду и убирает мусор… И ни грамма алкоголя. Впрочем, пить или не пить – это вопрос выбора каждого в обычной жизни. Но когда находишься вдали от города, а в руках у тебя оружие и помощи ждать неоткуда, – лучше воздержаться.

– Вы один из немногих охотников области, удостоенных звания почетного члена Казохотрыболовсоюза.

– Как-то в одной из книг мне встретилась фраза, врезавшаяся в память: «У каждого из нас есть точка опоры, с помощью которой можно перевернуть весь мир». Для меня такой точкой опоры стала охота. Я практически всю сознательную жизнь проработал архитектором. Работа тяжелая и ответственная, требующая затрат творческой энергии, которую необходимо восстанавливать. Выезды на природу стали для меня тем самым жизненным эликсиром.

Я категорически против весенней охоты, когда ведется планомерный отстрел селезней диких уток. Никогда не ездил и не езжу на открытие осенней охоты и на копытную дичь. Оружие, которым сейчас пользуются охотники, не предназначено для спортивной охоты. Это убийство, когда в ту же косулю стреляют на расстоянии 500-600 метров. Я предпочитаю спортивно-любительскую охоту на гусей и уток. Это целый процесс. Необходимо выбрать подходящее место, хорошо замаскироваться, сделать скрадок, соответственно одеться, но самая главная, финальная часть – выстрел. Надо быть уверенным, чтобы утка, гусь не упали в густые заросли камыша или в воду. Ведь мало попасть, нужно суметь достать дичь. Я считаю, что настоящие охотники – это люди, не потерявшие природный инстинкт добытчика, который заставляет их охотиться не из-за куска мяса, а ради самоутверждения.

– Вы родились в России, живете в Казахстане. Не тянет на историческую родину?

– Я могу сказать только одно: никогда не забываю, что я русский. В свое время, когда нас отправляли после институтов по распределению, нас не спрашивали, хочешь работать в Казахстане или, скажем, Башкирии. Прожив определенный период в Костанае, я в какой-то период почувствовал, что это город, где мы, россияне, чувствуем себя комфортно. Взять тот же языковый барьер.

Участие в работе стройотряда вынуждало меня часто посещать центральный комитет ЛКСМ Украины. Уже тогда, в 70-е годы, там проявлялся языковый национализм. И я, тогда молодой человек, остро чувствовал это. Даже работники ЦК комсомола говорили только на мове. В Казахстане ничего подобного не было. Даже пожилые казахи в нашем присутствии говорили по-русски. Меня это поражало. Потом, повзрослев, я понял, что это уважение к собеседнику.

Я считаю, что Казахстан – это моя вторая родина, и уезжать отсюда не планирую. Я не живу прошлым, я реалист. И считаю, что более гуманного отношения к другим нациям на постсоветском пространстве просто нет.

– Говорят, что с возрастом люди меняются, становятся черствее… А вы как считаете?

– Могу сказать только за себя. В свои 75 я продолжаю радоваться жизни, у меня разносторонние интересы. Поддерживать здоровье мне помогают семья, дача и приусадебный огород. Все в жизни должно быть в гармонии: работа, дети и занятия для души. Это тоже один из принципов, которого я придерживаюсь по жизни, который унаследовал от своих родителей и который теперь передаю своим потомкам… Духовная нить не должна прерываться…

Александр КУЗЬМИЧЕВ